Персональные данные в цифровую эпоху: международные правовые стандарты
Счастливцева Юлия Анатольевна,журналист, магистрант кафедры судебной власти НИУ «Высшая школа экономики»,
schisl@yandex.ru, +7(965)2897105.
Аннотация. В статье рассматривается вопрос становления верховенства права в Интернете и остальной цифровой среде в контексте проблемы защиты права на неприкосновенность частной жизни. Излагаются международные стандарты и некоторые проблемы применения законодательства в этой новой среде. Приводятся стандарты защиты «права на приватность» в цифровом мире, изложенные в документах Комитета ООН по правам человека и примененные Европейским судом по правам человека в конкретных делах. Особое внимание уделено проблеме баланса права на неприкосновенность частной жизни и вопросов безопасности, и необходимости достижения тонкого равновесия.
Ключевые слова: неприкосновенность частой жизни, приватность, персональные данные, Интернет, цифровая среда, ЕСПЧ, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, ООН, международное право, права человека.
В современной концепции прав человека «право на приватность» в цифровой среде является частью права на неприкосновенность частной жизни. Цифровой век создал новые формы сбора, хранения персональных данных и обмена ими. С одной стороны, упростив доступ к информации и обеспечив возможность проведения глобальных дискуссий, компьютерные технологии способствуют защите основных прав человека; с другой, делают уязвимой защиту некоторых прав ввиду развития технологий электронного слежения и перехвата сообщений пользователей телекоммуникационных систем. В резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век» и в тематическом докладе Комиссара Совета Европы по правам человека «Верховенство права в Интернете и в остальном цифровом мире» указано: «…те же права, которые человек имеет в офлайновой среде, должны также защищаться и в онлайновой среде, особенно право на неприкосновенность частной жизни» [1].
В соответствии с Конвенцией Совета Европы о защите частных лиц в отношении автоматизированной обработки данных личного характера , «данные личного характера» определяются как любая информация, относящаяся к определенному или поддающемуся идентификации лицу. Современные международные стандарты, гарантирующие защиту права на неприкосновенность частной жизни, содержатся во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте о гражданских и политических правах (МПГПП) . Так, статья 12 Всеобщей декларации устанавливает: «Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств». В статье 17 МПГПП закреплено: «1. Никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным или незаконным посягательствам на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции или незаконным посягательствам на его честь и репутацию. 2. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств». Статья 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод устанавливает критерии ограничения государством права на личную жизнь: «1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. 2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц». Данные принципы положены в основу Конституции Российской Федерации, статьи 23, 24 и 25 которой гарантируют каждому права «на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени», «на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений», на неприкосновенность жилища и устанавливают основания для ограничения этих прав.
Очевидно, что ввиду различной трактовки концепции «приватности» в разных странах международная защита персональных данных в Интернете и цифровой среде невозможна без формирования общих принципов защиты данных, которые могут быть имплементированы в национальные правовые системы стран-участниц. В преамбуле к Конвенции о защите частных лиц в отношении автоматизированной обработки данных личного характера указано, что увеличение трансграничного потока персональных данных, подвергающихся автоматизированной обработке, требует усиления защиты прав и основных свобод каждого человека, в частности, права на уважение личной жизни. Статья 6 Конвенции вводит понятие специальных, «особо чувствительных», категорий данных – расовая принадлежность, политические и религиозные взгляды, убеждения, данные о здоровье или половой жизни, данные о судимостях – которые «не могут подвергаться автоматизированной обработке, если внутреннее законодательство не устанавливает соответствующих гарантий». Допускается расширение перечня «особо чувствительных» персональных данных в национальных законодательствах стран-участниц Конвенции.
Наиболее полно на сегодняшний день правовые стандарты неприкосновенности личной жизни развиты в практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), который к кругу вопросов частной жизни относит профессиональные отношения; сексуальные отношения; сбор, хранение, порядок доступа и раскрытия личных данных; свободу выбора имени; вопросы моральной и физической неприкосновенности; правовые аспекты изменения пола; а также тайну передачи личной информации, охватывающую безопасность и секретность почтового, телефонного, электронного и иных форм передачи информации. Рассматривая дела по статье 8 (Право на уважение частной и семейной жизни) Европейской конвенции, ЕСПЧ в каждом случае оценивает баланс между правом индивида на защиту от вмешательства и необходимостью такого вмешательства со стороны государства, продиктованной соображениями безопасности или защиты прав и свобод других лиц. Таким образом, несмотря на то, что пользователям средств телекоммуникации и услуг Интернета гарантируется защита их частной сферы и свободы выражения мнения, такие гарантии не являются абсолютными и в определенных ситуациях могут уступать другим правомерным требованиям. Однако любое вмешательство государства в реализацию прав должно быть «предусмотрено законом», преследовать правомерную цель и быть «необходимым в демократическом обществе» для достижения такой цели.
Европейский суд по правам человека допускает следующие условия ограничения права на неприкосновенность частной жизни лица:
(1) юридическим основанием для такого ограничения должен быть серьезный конфликт частного интереса и публичных интересов государственной безопасности, предотвращения беспорядков, предотвращения преступлений, охраны здоровья или нравственности, защиты прав и свобод других лиц;
(2) ограничение «приватности» лица должно быть необходимым, т.е. в каждом случае государство должно доказать, что без ограничения права на неприкосновенность частной жизни будет причинен вред защищаемым публичным интересам;
(3) ограничение права на неприкосновенность частной жизни должно быть предусмотрено национальным законом, содержащим четкие и исчерпывающие основания такого ограничения, и осуществлено по решению судебного органа;
(4) ограничение права на неприкосновенность частной жизни не может быть абсолютным, должно осуществляться в течение строго определенного срока и сопровождаться судебным контролем;
(5) ограничение допустимо только при наличии надзорных процедур, гарантирующих законность мер наблюдения [2].
В деле «Узун против Германии» [3] Европейский Суд пришел к выводу о том, что наблюдение за заявителем с помощью глобальной системы позиционирования, проводившееся по приказу генерального прокурора с целью проведения расследования покушения на убийство, за которые взяла на себя ответственность террористическая организация, служило интересам национальной безопасности и общественного порядка, предотвращения преступлений и защиты прав жертв. В данном случае государство действовало правомерно. Однако в подобных делах суд подчеркивает, что в случае сбора и хранения информации личного характера в интересах национальной безопасности необходимы эффективные гарантии от злоупотреблений со стороны государства и соответствующих служб, особенно когда в отношении пользователя задействованы методы скрытого наблюдения [4].
Использование методов скрытого наблюдения в интересах национальной безопасности, с целью предотвращения терроризма или иных преступлений должно быть необходимым и соразмерным конкретному риску. Массовые, или «сплошные», программы слежения могут быть сочтены «произвольными», даже если они служат законной цели и предусмотрены национальным законодательством. Другими словами, каждый случай применения в отношении частного лица технологий слежения необходимо соизмерять с практической пользой конкретной меры для достижения конкретной цели. Комитет по правам человека в замечании общего порядка № 27 к статье 12 Международного пакта о гражданских и политических правах указывает в связи с этим на две опасные тенденции со стороны государств: (1) доступ к данным частных лиц и их использование не всегда ориентированы на достижение узконаправленных законных целей; (2) правительства взаимодействуют с субъектами частного сектора для сохранения данных «на всякий случай», то есть на тот случай, если они когда-нибудь понадобятся для правительственных целей. Комитет ООН по правам человека указывает, что стандартная практика обязательного массового сохранения данных, используемая правительствами многих стран, которые обязывают компании, работающие в сфере IT-технологий, массово хранить метаданные о контактах и местоположении клиентов, не может считаться необходимой и соразмерной. Объем и порядок осуществления дискреционных полномочий служб безопасности и разведки, правоохранительных органов должны быть четко оговорены в законе или в опубликованных правилах [5].
Данную позицию Комитета ООН по правам человека развил Европейский суд в недавнем прецедентном решении по российскому делу – «Роман Захаров против России» [6], касающемуся системы прослушивания мобильных телефонов в России. Заявитель по делу, руководитель регионального центра Фонда Защиты Гласности в Санкт-Петербурге Роман Захаров, жаловался на то, что российское законодательство обязывает мобильных операторов установить техническое оборудование для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий на сетях электросвязи (СОРМ-2). В отсутствие достаточных процессуальных гарантий в российском законодательстве данное оборудование позволяет бесконтрольно прослушивать мобильные телефонные переговоры пользователей. Суд в решении по делу отметил, что прослушивание мобильных телефонов преследует законные цели – предотвращение преступлений и защита национальной безопасности, общественного порядка и экономического благосостояния страны. Однако существует риск, что система секретных методов наблюдения может ослабить или разрушить демократию под предлогом ее защиты, поэтому законодательство должно установить адекватные и эффективные гарантии против злоупотреблений для ограничения применения негласных методов наблюдения лишь теми случаями, когда это действительно необходимо для достижения конкретных целей. Хотя злоупотребления возможны при любой системе организации негласных наблюдений, их вероятность особенно высока в такой системе, подобной российской, где правоохранительные органы имеют прямой доступ ко всем мобильным телефонным переговорам.
Суд пришел к выводу, что российское законодательство не предоставляет адекватных и эффективных правовых гарантий в следующих сферах:
(1) недостаточно четко определяет ситуации, в которых правоохранительные органы имеют право использовать негласные оперативно-розыскные мероприятия (например, прослушивание телефонных переговоров), и ситуации, в которых данные мероприятия должны быть прекращены, а собранные данные уничтожены;
(2) процедура выдачи разрешений на прослушивание телефонных переговоров не предоставляет достаточных гарантий того, что прослушивание проводится только в тех случаях, когда это оправданно и необходимо;
(3) надзор за законностью проведения негласных оперативно-розыскных мероприятий неэффективен; отсутствуют эффективные средства обжалования. Эффективность имеющихся средств обжалования недостаточна, поскольку они доступны лишь тем, кто может представить доказательства прослушивания своих телефонных переговоров. В отсутствие системы уведомления о прослушивании телефонных переговоров или возможности запросить такую информацию, получить доказательства практически невозможно.
Европейский суд указал на то, что российское законодательство не отвечает критериям «качества закона» и не способно ограничить применение негласных методов наблюдения лишь теми случаями, когда это «необходимо в демократическом обществе», и признал неправомерным вмешательство в право заявителя на уважение частной и семейной жизни.
Относительно проблемы несоответствия национальных правовых систем международным стандартам в области прав человека Верховный комиссар ООН по правам обращает внимание на два момента: постоянное совершенствование технологий негласного слежения и отсутствие прозрачности в деятельности правительств, связанной с политикой наблюдения [4].
В тематическом докладе комиссара Совета Европы [7] даны рекомендации для совершенствования соблюдения принципа верховенства права в Интернете и в остальной цифровой среде с учетом равного соблюдения прав человека «онлайн» и «офлайн». В частности, в нем указано:
(1) Европейская конвенция и другие документы Совета Европы в области защиты данных применяются ко всем действиям по обработке личных данных всеми органами всех государств-членов Совета Европы, включая органы национальной безопасности и разведки;
(2) государства не должны использовать договоренности с частными компаниями, которые контролируют Интернет и остальное цифровое пространство, чтобы обойти закрепленные в статье 8 (Право на уважение частной и семейной жизни) и статье 10 (Свобода выражения мнения) Конвенции обязательства по обеспечению верховенства права;
(3) государства должны стремиться обеспечивать аналогичное соблюдение неевропейскими государствами их международных обязательств в области прав человека во всех сферах их деятельности, где затрагиваются лица, использующие Интернет, или же иным образом действующие в остальном цифровом пространстве;
(4) государства и его органы, включая правоохранительные органы и органы национальной безопасности и разведки, не должны иметь доступ к данным, хранящимся в другой стране – или же передающимся по Интернет-кабелям и «магистральным» кабелям электронных коммуникаций между странами – без непосредственного согласия соответствующей страны. Исключение составляет наличие ясного и строго ограниченного основания такого доступа в международном праве, при условии, что такой доступ сообразуется с международной защитой данных и соответствует стандартам прав человека.
Очевидно, концепция «приватности» в Интернете, основанная на «оффлайновом» понимании частной жизни, будет уточняться и в будущем приобретет более специфические черты. Предстоит, в частности, уточнить объем защиты для документов личного характера, которые пользователи размещают в социальных сетях и блогах, делая их общедоступными, а также для персональных данных государственных служащих и иных публичных персон. Основной коллизией развития цифрового мира как правового пространства станет поиск баланса между правами и свободами, с одной стороны, и стремлением государств подчинить цифровой мир задачам обеспечения безопасности.
В соответствии с Конвенцией Совета Европы о защите частных лиц в отношении автоматизированной обработки данных личного характера , «данные личного характера» определяются как любая информация, относящаяся к определенному или поддающемуся идентификации лицу. Современные международные стандарты, гарантирующие защиту права на неприкосновенность частной жизни, содержатся во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте о гражданских и политических правах (МПГПП) . Так, статья 12 Всеобщей декларации устанавливает: «Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств». В статье 17 МПГПП закреплено: «1. Никто не может подвергаться произвольному или незаконному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным или незаконным посягательствам на неприкосновенность его жилища или тайну его корреспонденции или незаконным посягательствам на его честь и репутацию. 2. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств». Статья 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод устанавливает критерии ограничения государством права на личную жизнь: «1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции. 2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц». Данные принципы положены в основу Конституции Российской Федерации, статьи 23, 24 и 25 которой гарантируют каждому права «на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени», «на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений», на неприкосновенность жилища и устанавливают основания для ограничения этих прав.
Очевидно, что ввиду различной трактовки концепции «приватности» в разных странах международная защита персональных данных в Интернете и цифровой среде невозможна без формирования общих принципов защиты данных, которые могут быть имплементированы в национальные правовые системы стран-участниц. В преамбуле к Конвенции о защите частных лиц в отношении автоматизированной обработки данных личного характера указано, что увеличение трансграничного потока персональных данных, подвергающихся автоматизированной обработке, требует усиления защиты прав и основных свобод каждого человека, в частности, права на уважение личной жизни. Статья 6 Конвенции вводит понятие специальных, «особо чувствительных», категорий данных – расовая принадлежность, политические и религиозные взгляды, убеждения, данные о здоровье или половой жизни, данные о судимостях – которые «не могут подвергаться автоматизированной обработке, если внутреннее законодательство не устанавливает соответствующих гарантий». Допускается расширение перечня «особо чувствительных» персональных данных в национальных законодательствах стран-участниц Конвенции.
Наиболее полно на сегодняшний день правовые стандарты неприкосновенности личной жизни развиты в практике Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), который к кругу вопросов частной жизни относит профессиональные отношения; сексуальные отношения; сбор, хранение, порядок доступа и раскрытия личных данных; свободу выбора имени; вопросы моральной и физической неприкосновенности; правовые аспекты изменения пола; а также тайну передачи личной информации, охватывающую безопасность и секретность почтового, телефонного, электронного и иных форм передачи информации. Рассматривая дела по статье 8 (Право на уважение частной и семейной жизни) Европейской конвенции, ЕСПЧ в каждом случае оценивает баланс между правом индивида на защиту от вмешательства и необходимостью такого вмешательства со стороны государства, продиктованной соображениями безопасности или защиты прав и свобод других лиц. Таким образом, несмотря на то, что пользователям средств телекоммуникации и услуг Интернета гарантируется защита их частной сферы и свободы выражения мнения, такие гарантии не являются абсолютными и в определенных ситуациях могут уступать другим правомерным требованиям. Однако любое вмешательство государства в реализацию прав должно быть «предусмотрено законом», преследовать правомерную цель и быть «необходимым в демократическом обществе» для достижения такой цели.
Европейский суд по правам человека допускает следующие условия ограничения права на неприкосновенность частной жизни лица:
(1) юридическим основанием для такого ограничения должен быть серьезный конфликт частного интереса и публичных интересов государственной безопасности, предотвращения беспорядков, предотвращения преступлений, охраны здоровья или нравственности, защиты прав и свобод других лиц;
(2) ограничение «приватности» лица должно быть необходимым, т.е. в каждом случае государство должно доказать, что без ограничения права на неприкосновенность частной жизни будет причинен вред защищаемым публичным интересам;
(3) ограничение права на неприкосновенность частной жизни должно быть предусмотрено национальным законом, содержащим четкие и исчерпывающие основания такого ограничения, и осуществлено по решению судебного органа;
(4) ограничение права на неприкосновенность частной жизни не может быть абсолютным, должно осуществляться в течение строго определенного срока и сопровождаться судебным контролем;
(5) ограничение допустимо только при наличии надзорных процедур, гарантирующих законность мер наблюдения [2].
В деле «Узун против Германии» [3] Европейский Суд пришел к выводу о том, что наблюдение за заявителем с помощью глобальной системы позиционирования, проводившееся по приказу генерального прокурора с целью проведения расследования покушения на убийство, за которые взяла на себя ответственность террористическая организация, служило интересам национальной безопасности и общественного порядка, предотвращения преступлений и защиты прав жертв. В данном случае государство действовало правомерно. Однако в подобных делах суд подчеркивает, что в случае сбора и хранения информации личного характера в интересах национальной безопасности необходимы эффективные гарантии от злоупотреблений со стороны государства и соответствующих служб, особенно когда в отношении пользователя задействованы методы скрытого наблюдения [4].
Использование методов скрытого наблюдения в интересах национальной безопасности, с целью предотвращения терроризма или иных преступлений должно быть необходимым и соразмерным конкретному риску. Массовые, или «сплошные», программы слежения могут быть сочтены «произвольными», даже если они служат законной цели и предусмотрены национальным законодательством. Другими словами, каждый случай применения в отношении частного лица технологий слежения необходимо соизмерять с практической пользой конкретной меры для достижения конкретной цели. Комитет по правам человека в замечании общего порядка № 27 к статье 12 Международного пакта о гражданских и политических правах указывает в связи с этим на две опасные тенденции со стороны государств: (1) доступ к данным частных лиц и их использование не всегда ориентированы на достижение узконаправленных законных целей; (2) правительства взаимодействуют с субъектами частного сектора для сохранения данных «на всякий случай», то есть на тот случай, если они когда-нибудь понадобятся для правительственных целей. Комитет ООН по правам человека указывает, что стандартная практика обязательного массового сохранения данных, используемая правительствами многих стран, которые обязывают компании, работающие в сфере IT-технологий, массово хранить метаданные о контактах и местоположении клиентов, не может считаться необходимой и соразмерной. Объем и порядок осуществления дискреционных полномочий служб безопасности и разведки, правоохранительных органов должны быть четко оговорены в законе или в опубликованных правилах [5].
Данную позицию Комитета ООН по правам человека развил Европейский суд в недавнем прецедентном решении по российскому делу – «Роман Захаров против России» [6], касающемуся системы прослушивания мобильных телефонов в России. Заявитель по делу, руководитель регионального центра Фонда Защиты Гласности в Санкт-Петербурге Роман Захаров, жаловался на то, что российское законодательство обязывает мобильных операторов установить техническое оборудование для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий на сетях электросвязи (СОРМ-2). В отсутствие достаточных процессуальных гарантий в российском законодательстве данное оборудование позволяет бесконтрольно прослушивать мобильные телефонные переговоры пользователей. Суд в решении по делу отметил, что прослушивание мобильных телефонов преследует законные цели – предотвращение преступлений и защита национальной безопасности, общественного порядка и экономического благосостояния страны. Однако существует риск, что система секретных методов наблюдения может ослабить или разрушить демократию под предлогом ее защиты, поэтому законодательство должно установить адекватные и эффективные гарантии против злоупотреблений для ограничения применения негласных методов наблюдения лишь теми случаями, когда это действительно необходимо для достижения конкретных целей. Хотя злоупотребления возможны при любой системе организации негласных наблюдений, их вероятность особенно высока в такой системе, подобной российской, где правоохранительные органы имеют прямой доступ ко всем мобильным телефонным переговорам.
Суд пришел к выводу, что российское законодательство не предоставляет адекватных и эффективных правовых гарантий в следующих сферах:
(1) недостаточно четко определяет ситуации, в которых правоохранительные органы имеют право использовать негласные оперативно-розыскные мероприятия (например, прослушивание телефонных переговоров), и ситуации, в которых данные мероприятия должны быть прекращены, а собранные данные уничтожены;
(2) процедура выдачи разрешений на прослушивание телефонных переговоров не предоставляет достаточных гарантий того, что прослушивание проводится только в тех случаях, когда это оправданно и необходимо;
(3) надзор за законностью проведения негласных оперативно-розыскных мероприятий неэффективен; отсутствуют эффективные средства обжалования. Эффективность имеющихся средств обжалования недостаточна, поскольку они доступны лишь тем, кто может представить доказательства прослушивания своих телефонных переговоров. В отсутствие системы уведомления о прослушивании телефонных переговоров или возможности запросить такую информацию, получить доказательства практически невозможно.
Европейский суд указал на то, что российское законодательство не отвечает критериям «качества закона» и не способно ограничить применение негласных методов наблюдения лишь теми случаями, когда это «необходимо в демократическом обществе», и признал неправомерным вмешательство в право заявителя на уважение частной и семейной жизни.
Относительно проблемы несоответствия национальных правовых систем международным стандартам в области прав человека Верховный комиссар ООН по правам обращает внимание на два момента: постоянное совершенствование технологий негласного слежения и отсутствие прозрачности в деятельности правительств, связанной с политикой наблюдения [4].
В тематическом докладе комиссара Совета Европы [7] даны рекомендации для совершенствования соблюдения принципа верховенства права в Интернете и в остальной цифровой среде с учетом равного соблюдения прав человека «онлайн» и «офлайн». В частности, в нем указано:
(1) Европейская конвенция и другие документы Совета Европы в области защиты данных применяются ко всем действиям по обработке личных данных всеми органами всех государств-членов Совета Европы, включая органы национальной безопасности и разведки;
(2) государства не должны использовать договоренности с частными компаниями, которые контролируют Интернет и остальное цифровое пространство, чтобы обойти закрепленные в статье 8 (Право на уважение частной и семейной жизни) и статье 10 (Свобода выражения мнения) Конвенции обязательства по обеспечению верховенства права;
(3) государства должны стремиться обеспечивать аналогичное соблюдение неевропейскими государствами их международных обязательств в области прав человека во всех сферах их деятельности, где затрагиваются лица, использующие Интернет, или же иным образом действующие в остальном цифровом пространстве;
(4) государства и его органы, включая правоохранительные органы и органы национальной безопасности и разведки, не должны иметь доступ к данным, хранящимся в другой стране – или же передающимся по Интернет-кабелям и «магистральным» кабелям электронных коммуникаций между странами – без непосредственного согласия соответствующей страны. Исключение составляет наличие ясного и строго ограниченного основания такого доступа в международном праве, при условии, что такой доступ сообразуется с международной защитой данных и соответствует стандартам прав человека.
Очевидно, концепция «приватности» в Интернете, основанная на «оффлайновом» понимании частной жизни, будет уточняться и в будущем приобретет более специфические черты. Предстоит, в частности, уточнить объем защиты для документов личного характера, которые пользователи размещают в социальных сетях и блогах, делая их общедоступными, а также для персональных данных государственных служащих и иных публичных персон. Основной коллизией развития цифрового мира как правового пространства станет поиск баланса между правами и свободами, с одной стороны, и стремлением государств подчинить цифровой мир задачам обеспечения безопасности.
Список литературы
1. Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век / Резолюция, принятая Генеральной Ассамблеей 18 декабря 2013 года // 70-e пленарное заседание, 18 декабря 2013 года.
2. Интернет: прецедентная практика Европейского Суда по правам человека // Отдел по проведению исследований/Совет Европы/Европейский Суд по правам человека, 2011.
3. Постановление Европейского Суда по делу «Узун против Германии» [Uzun v. Germany] от 2 сентября 2010 г., §77.
4. Постановление по делу «Либерти и другие против Соединенного Королевства» [Liberty and Others v. the United Kingdom] от 1 июля 2008 г.
5. Доклад Верховного комиссара ООН по правам человека от 30 июня 2014 года № A/HRC/27/37«Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век». URL: http://www.ohchr.org/EN/HRBodies/HRC/RegularSessions/Session27/Documents/A.HRC.27.37_en.pdf
6. Постановление Европейского Суда по делу «Роман Захаров против России» [Roman Zakharov v. Russia] от 4 декабря 2015 г.
7. Верховенство права в Интернете и в остальном цифровом мире / Тематический доклад, опубликованный Комиссаром Совета Европы по правам человека // Издательство Совета Европы, 2014. URL: http//www.coe.int/web/commissioner/publications.
2. Интернет: прецедентная практика Европейского Суда по правам человека // Отдел по проведению исследований/Совет Европы/Европейский Суд по правам человека, 2011.
3. Постановление Европейского Суда по делу «Узун против Германии» [Uzun v. Germany] от 2 сентября 2010 г., §77.
4. Постановление по делу «Либерти и другие против Соединенного Королевства» [Liberty and Others v. the United Kingdom] от 1 июля 2008 г.
5. Доклад Верховного комиссара ООН по правам человека от 30 июня 2014 года № A/HRC/27/37«Право на неприкосновенность личной жизни в цифровой век». URL: http://www.ohchr.org/EN/HRBodies/HRC/RegularSessions/Session27/Documents/A.HRC.27.37_en.pdf
6. Постановление Европейского Суда по делу «Роман Захаров против России» [Roman Zakharov v. Russia] от 4 декабря 2015 г.
7. Верховенство права в Интернете и в остальном цифровом мире / Тематический доклад, опубликованный Комиссаром Совета Европы по правам человека // Издательство Совета Европы, 2014. URL: http//www.coe.int/web/commissioner/publications.
The right to privacy in the digital age: international legal standards
Journalist, Master student of the Department of Judicial Power, Higher School of Economics - National Research University,
schisl@yandex.ru, +7 (965) 2897105.
Abstract. The article addresses a pressing question: how the rule of law on the Internet and other digital media is established in the context of protecting the right to privacy. The international standards of the rule of law and some issues of this legal standards application in this new environment are described. The international norms for the protection of the "right to privacy" in the digital world are provided, with references to the documents of the UN Committee on Human Rights and case-law of the European Court of Human Rights. Particular attention is given to balance the right to privacy and security issues, and the need to achieve a delicate balance in this sphere.
Keywords: right to privacy, personal data, Internet, digital world, European Convention on Human Rights, European Court of Human Rights, United Nations, international law, human rights.
References
1. Pravo na neprikosnovennost lichnoy zhizny v tsifrovoy vek / Rezolyutsiya, prinytaya Generalnoy Assambleey OON 18 dekabrya 2013 goda. [Right to privacy in the digital age / General Assembly of United Nations Resolution by 18 December 2013].
2. Internet: pretsedentnaya praktika Ievropeiskogo Suda po pravam cheloveka // Otdel po provedeniyu issledovaniy/Sovet Evropy/Ievropeiskiy Sud po pravam cheloveka, 2011. [Internet: case-law of the European Court of Human Rights // Research Division/Council of Europe/European Court of Human Rights, 2011].
3. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Uzun v. Germany ot 2 sentyabrya 2010, §77. [ECtHR. Uzun v. Germany. Judgment of 8 September 2010. § 77]
4. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Liberty and Others v. the United Kingdom ot 1 iyulya 2008. [ECtHR. Liberty and Others v. the United Kingdom. Judgment of 1 July 2008].
5. Doklad Verhovnogo komissara OON po pravam cheloveka ot 30 iunya 2014 № A/HRC/27/37 “Pravo na neprikosnovennost lichnoy zhizni v tsifrovoy vek.” URL: http://www.ohchr.org/EN/HRBodies/HRC/RegularSessions/Session27/Documents/A.HRC.27.37_en.pdf. [Report of the Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights (30 June 2014) The right to privacy in the digital age A/HRC/27/37].
6. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Roman Zakharov v. Russia ot 4 dekabrya 2015. [ECtHR. Roman Zakharov v. Russia. Judgment of 4 December 2015].
7. Verkhovenstvo prava v Internete i v ostalnom tsifrovom mire / Tematicheskiy doklad Komissara Soveta Evropy po pravam cheloveka // Sovet Evropy, 2014. URL: http//www.coe.int/web/commissioner/publications. [The rule of law on the Internet and in the wider digital world // Issue paper published by the Council of Europe Commissioner for Human Rights / Council of Europe, December 2014].
2. Internet: pretsedentnaya praktika Ievropeiskogo Suda po pravam cheloveka // Otdel po provedeniyu issledovaniy/Sovet Evropy/Ievropeiskiy Sud po pravam cheloveka, 2011. [Internet: case-law of the European Court of Human Rights // Research Division/Council of Europe/European Court of Human Rights, 2011].
3. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Uzun v. Germany ot 2 sentyabrya 2010, §77. [ECtHR. Uzun v. Germany. Judgment of 8 September 2010. § 77]
4. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Liberty and Others v. the United Kingdom ot 1 iyulya 2008. [ECtHR. Liberty and Others v. the United Kingdom. Judgment of 1 July 2008].
5. Doklad Verhovnogo komissara OON po pravam cheloveka ot 30 iunya 2014 № A/HRC/27/37 “Pravo na neprikosnovennost lichnoy zhizni v tsifrovoy vek.” URL: http://www.ohchr.org/EN/HRBodies/HRC/RegularSessions/Session27/Documents/A.HRC.27.37_en.pdf. [Report of the Office of the United Nations High Commissioner for Human Rights (30 June 2014) The right to privacy in the digital age A/HRC/27/37].
6. Postanovleniie Ievropeiskogo Suda po delu Roman Zakharov v. Russia ot 4 dekabrya 2015. [ECtHR. Roman Zakharov v. Russia. Judgment of 4 December 2015].
7. Verkhovenstvo prava v Internete i v ostalnom tsifrovom mire / Tematicheskiy doklad Komissara Soveta Evropy po pravam cheloveka // Sovet Evropy, 2014. URL: http//www.coe.int/web/commissioner/publications. [The rule of law on the Internet and in the wider digital world // Issue paper published by the Council of Europe Commissioner for Human Rights / Council of Europe, December 2014].
